Все прошло гладко?

Как нас принимали! Именно в Монреале мы впервые исполнили песню «Цвiте терен...» Эта композиция стала такой популярной, что ее исполняют и сейчас в каждом доме, включают в свой репертуар и эстрадные исполнители.

Когда мы пели «Думи мо, думи», «Ой, у луз калина стояла», «Нежонатий ходжу», на площади стояла такая тишь. Люди будто замерли. Я дирижирую и чувствую, что поднимаюсь над землей. А когда спели «Реве та стогне Днiпр широкий», слушатели плакали. Смотрю, девчата в хоре тоже плачут.

Какой-то дедуля, старенький совсем, с бородой, в вышиванке, подходит с мальчиком на руках к сцене весь в слезах: «Рiдненькi мо!» И тогда я понял, что песня имеет огромную силу, народная песня это голос народа.

Не обошлось и без политического скандала. Тогда председателем Президиума Верховного Совета СССР был Николай Подгорный. Специально для представителей диаспоры подготовили о нем листовки с идеальной характеристикой и разложили в аккуратные стопочки, чтобы люди, пришедшие на выставку, брали их, читали. Но не тут-то было! «Друзья» Советского Союза эти листовки подменили и положили свои с заглавием «Пiдгорний ворог укранського народу». Это имело эффект взорвавшейся бомбы.

Такое спецслужбы прозевали! Был большой скандал.

А вы свою родословную изучали?

Один дед, который был начальником милиции Гомельской области, расстрелян в 1933 году, потому что служил в царских войсках. Я его не помню. Второй дед лесничим был. А что такое лесничий в советское время? Нужно лес чистить, бревна возить. У него была лошадь, подвода, помощники, которые за лесом смотрели, сажали новые деревья.

Вот за это его советские власти назвали эксплуататором, арестовали, отправили в ссылку, но не довезли до места назначения, по дороге утопили в озере. Сейчас даже трудно представить, что пережили наши родные в те тяжелые годы. Я ведь родился в Кировоградской области в голодовку, в 1933 году. Люди умирали, но дети рождались. Просто чудо какое-то.

Отец рассказывал, что наше село почти все вымерло. Сельчане лежали просто на улице. Тела потом сбрасывали в ров и даже не засыпали. Позже мы переехали в Одесскую область, там организовывался колхоз, и отец пошел работать ветеринаром.

Как мальчик из села, из многодетной семьи, в тяжелые послевоенные годы оказался в музыкальном училище?

Ни о какой музыке я и не мечтал. После школы пошел в станкостроительный техникум. Документы сдал и решил с другом прогуляться по Одессе. Как сейчас помню, идем по улице Островидовой, а из открытого окна дома 63 доносится музыка, заливается аккордеон, слышны молодые веселые голоса. У меня ноги будто сами туда пошли.

Я ведь тоже играл на аккордеоне. Мой дядя, служивший в артиллерийских войсках, привез мне из Германии этот музыкальный инструмент!

Так вы самоучка?

Да, как и большинство сельских детей в то время.

Так вот, мы с другом зашли в дом с табличкой «Одесское музыкальное училище». Там сидела приемная комиссия, дети сдавали экзамены. И я запел: «Нiч яка мiсячна, зоряна, ясная...» «Деточка, так у вас же есть голос, а ну-ка подойдите поближе. Сыграйте», пригласили меня. Я шмагнул польку.

«Все. Мы вас берем». «Как? Я же уже поступил». «А ну бегом за документами и неси сюда!» Иду я к директору станкостроительного техникума, прошу отдать документы. «Сынок, ты мне так понравился! Ты зачислен, приказ уже подписан», говорит директор.

А я сижу перед ним и понимаю, что музыка это мое, слеза по щеке течет: «Може, це моя доля?» «Добре, йди, раптом щось з тебе вийде».

Правда, что вас три раза увольняли с должности руководителя хора?

Конечно, должность ведь завидная. На нее было 30 претендентов! Но Григорий Гурьевич Веревка почему-то выбрал именно меня. Тогда даже ходили слухи, что меня якобы взяли по блату, поскольку я родственник Щербицкого (смеется). Но это неправда. Правда лишь то, что знаменитый дирижер действительно пригласил меня в свои ассистенты.

Тогда он был уже болен, а я как раз мучился без работы.

В советское время меня несколько раз хотели снять с этой должности как националиста. Заведующий отделом пропаганды Киевского горкома партии даже подготовил документы для открытого суда надо мной. Обвиняли также в том, что хор имени Веревки поет только украинские песни. А что же нам петь, если мы украинский народный хор? Я сказал первому секретарю Киевского горкома партии: «Если вам это не нравится, переименуйте нас в хор песен СССР, и мы будем петь хоть узбекские, хоть татарские». Через десять лет ситуация снова повторилась.

В конце восьмидесятых узрели национализм в фольклорной опере «Цвiт папоротi», музыку к которой написал Евгений Станкович. Это блестящее произведение, аналогов которому нет в мировой практике. Мы соединили симфонический оркестр с народным хором. Получилось что-то невероятное. Я и тогда отстоял свои позиции, хотя могли уволить в два счета.

В таких случаях я никогда не шел на компромиссы. Через два с половиной года исполнится 50 лет, как я руковожу хором Веревки. Такой срок не отсиживают.

Это правда, что хористы вас боятся?

Я требовательный. Хочу, чтобы артисты по-настоящему работали, а не просто делали вид. Музыкой нужно заниматься не только 4 часа в день на общей репетиции, дома тоже следует постоянно освежать в памяти пройденный материал. Для меня фальшиво петь значит неискренне относиться друг к другу. А это же не по-человечески, не по-божески.

Фото Сергея ТУШИНСКОГО, «ФАКТЫ»